::
::
::
::
::
::
::
::
::
::
::
::
::
::
::
|
 |
| Поэзия и светопись |
Поэзия и фотография не такая надуманная проблема, как это может показаться со
стороны. Есть несколько подходов к ней. Первый — с точки зрения фотографии.
Целый ряд фотохудожников, стремясь в своей работе к так называемому
«поэтическому» изображению, пользуются представлением об образности или
метафоричности, которое было создано многовековым накоплением поэзии; нередко
они, пытаясь преодолеть статику изобразительного языка, вносят в фотоснимок
элементы, позволяющие говорить о наличии в нем ритма и даже рифмы.
Искусствоведы, пишущие о фотографии, постоянно пользуются не просто
литературоведческой терминологией, но и стиховедческим словарем. Они находят в
фотохудожниках «умение выявить поэтические детали в жизни», способность
«открывать поэзию в предметах», «извлекать поэзию жизни из прозы жизни»,
отмечают в них «лиричность» и «поэтичность» взгляда, фотосерии сравниваются с
поэмами и стихотворными циклами. Не случайны поэтому названия некоторых статей
в журнале «Советское фото»—«Строгая лирика», «Поэзия будней», «Поэтические
образы пространства» и т. д.
Отчасти обилие такого рода терминологии и формулировок объясняется тем, что
фотография в борьбе за то, чтобы осознать себя искусством, вынуждена была
освобождаться от «натуралистичности», голой документальности. Наиболее
короткий путь к этому — стремление к максимальной образности, поэтичности
изображения... Этот аспект очень интересный в разговоре об эстетике фотографии и
требует серьезного обсуждения, но нам интересна другая сторона проблемы: не то,
как фотография пытается использовать поэтический образ, а как поэзия стремится
к фотографии.
История поэзии знает много искусов сближения с разными видами и родами
искусства. В этой связи часто пишут о музыке и поэзии, реже — о театре и поэзии,
еще реже — о живописи и поэзии, и никогда — о фотографии и поэзии, хотя русская
стихотворная культура дает для этого немало материала.
Фотография возникла в культуре не на пустом месте: она была предугадана
искусством, им спрогнозирована, им ожидаема,— в любом качестве — помощника ли,
соперника или врага. Само развитие реализма в литературе и искусстве не могло
не родить идею фотографии в своем воображении. Еще до опытов Дагера и Ньепса и
живопись и литература пытались каждый своими средствами найти формы,
приближающиеся к «фотовысказыванию». Пристальное внимание к деталям,
подробности быта и интерьера, скрупулезное выписывание пейзажей, портретов,
одежды, прически и т. д. К XIX веку заявили о себе как о надежном способе
художественного изучения. Любопытно, что к этому времени в России критерием
мастерства портретиста служило не создание им идеального образа своей модели, а
достижение чисто внешнего физического сходства.
Вот, что писал один из современников А. С. Пушкина о знаменитом портрете поэта,
выполненном В. А. Тропини-ным: «Соболевский был недоволен приглаженными и
припомаженными портретами Пушкина, какие тогда появлялись. Ему хотелось
сохранить изображение поэта, как он есть, как он бывал чаще, и он просил
известного художника Тропинина нарисовать ему Пушкина в домашнем его халате,
растрепанного, с заветным мистическим перстнем на большом пальце...» (В.
Вересаев. Пушкин в жизни. М., 1984, с. 68.)
Приведу еще одно высказывание о не дошедшем до нас пушкинском портрете кисти
художника Ваньковича: «Он изображал мужчину, закутанного в широкий
плащ-альмавиву с клетчатой подкладкой и стоящего в созерцании и раздумьи под
тенистым деревом. Лицо очень неприветливое, цвет его какой-то странный, но все
же инстинктивно можно угадать, что он естественный; черты лица мало интересные,
тем более, что портрет сделан en face, лезущим в глаза; блики с тенями от дерева
отчасти скользили по лицу; все это вместе заставляло смотреть на полотно с
некоторым отвращением.— «Кто это такой?» — спросил я.— «Да разве ты не знаешь?
Это — Пушкин, и притом похожий, как две капли воды»... Тогда Ванькович обладал
отрицательным даром портретиста,— схватывать сходство в ущерб лицу». (Там же, с.
95.) Все эти подробности в виде бликов, скользящих по лицу, имитируют
изображение человека, застигнутого врасплох. Такое впечатление, что разговор
идет о внезапном фотографическом снимке, а не о портрете, требующем от предмета
изображение его присутствия на сеансах в качестве натурщика. В данном случае
«отрицательный дар портретиста» послужил бы к славе талантливого фотографа.
Однако не есть ли этот частный случай проявление общей закономерности?
|
|
для родственников
|
|
|
|
